— Пишет Бранко Велькович —
Петар Радулович из села Ябу́чье[1], Колубарский уезд, был кавалерийским капитаном сербской армии. Он был хороший человек, хороший офицер и, как сказал бы наш народ, «мастер на все руки». Умел водить машину, чинить разные механизмы и разбирался в автомобильных моторах. После многонедельных тяжёлых боёв он со своим подразделением отступил в Печ[2]. По прямому приказу начальника Генерального штаба сербской армии он принялся за задачу: из имеющихся машин из королевского свиты выбрать те, что на ходу, «для дальнейшего распоряжения». Это была уцелевшая часть государственного автопарка и то, что осталось из 31 машины, реквизированной армией перед войной 1912 года. Весь день Петар и один из адъютантов переоборудовали и ремонтировали автомобили, чтобы в итоге из того, что было, собрать четыре машины, технически готовые к дальнейшему пути. Петар был умел, а адъютант — необычайно усерден и предан делу. Время от времени к ним заходил то какой-нибудь высокий офицер, то кто-то из правительства с вопросами: «Ну как, парни?», «Успеете к вечеру?»
Похоже, кому-то «важному» очень спешило. Пожалуй, всем «важным» очень спешило. Позже эти два мастера поймут, почему.
Пока они чинили автомобили, перед их глазами тянулась колонна уже наполовину мёртвых людей — из Печи в сторону албанских гор.
Снег пах смертью, а Сербия — предательством.
Их тревожила эта тишина, в которой целый народ шёл прямо в невообразимое. Какие-то мутные люди без лиц и корней ходили вокруг и шептали обезумевшему народу, что по ту сторону их ждут союзнические кухни, госпитали, корабли. Никто не знал этих шепчущих тварей. Никто их больше никогда не видел. Они и сами через Албанию не переходили — только убеждали других, что надо.
Ни Петар, ни адъютант ничего не понимали. Кому-то приказали списать пушки, а лимузины — ремонтировать!
«С чего это бре[3]весь народ идёт через Проклетие[4], когда путь через Старую Сербию открыт?» — в какой-то момент спросил адъютант Петра — больше чтобы прервать невыносимую тишину, чем чтобы услышать ответ… Или это он спросил короля, или генералов, или владык, или тех из скупщины и Правительства… Всем он, бедняга, этот вопрос задал, но рядом был только Петар. А Петар молчал. И Бог молчал, хотя в тот день все так часто смотрели в небо. Оба знали, что всё, что происходит с Сербией, — не от Бога. Кто-то другой решил руками своих выродков погнать весь этот народ на смерть. Народ — на смерть, а выродки — в лимузины.
Настал вечер. Бесконечные, как приговор праведнику, колонны всё тянулись через горы, а те, кто народу вынес приговор, сели в только что отремонтированные лимузины и, уверенные, что спрятались темнотой от самой тьмы, поехали в направлении Скопье, а дальше — к Греции. Грузились в машины тихо. Такая мертвенная тишина всегда окружает настоящих убийц. Когда нет души — нет и улыбки. Кроме Бога, дьявола, Петра и адъютанта, почти никого не было, чтобы засвидетельствовать, кто именно сел в эти автомобили. Не было ни прощаний, ни салюта — никто никому не пожелал счастливого пути. Петар от имени всех, кто сел в те машины, и от имени Отчизны, которая умирала прямо перед ним, склонил голову. Ему было стыдно. «Знаменитые» пассажиры головы не склоняли — им не было стыдно. Их «честь» слеплена из грязи, камня и чужой крови, они только натренированно отводили взгляд.
Фары на машинах включили лишь тогда, когда из Печи ушли достаточно далеко. Им мешал свет — а сколько они говорили, что именно они принесут народу свет.
Петар, с тяжестью в животе, сказал себе: «Где это ты, крестьянская мука, видел, чтобы политик бежал на пушке?» Адъютант, обречённый перешагнуть через смерть, как и его собрат Петар, словно прочитал его мысли. Лишь пожал плечами и посмотрел через Петра на горы. Словно предчувствовал. Ещё недавно — видный адъютант. Скоро — ходячая печаль. И до солёной воды, через горы, он так и не дойдёт. Одним утром беда нашла его с выдранной глоткой и наполовину перерезанной шеей. Упавшая голова застыла в каком-то неестественном положении. Казалось, он даже не защищался. Никто не услышал, как человек с ножом подкрался и ледяным лезвием перерезал адъютантову артерию.
Сколько же ненависти было у этого резника к человеку, если он зарезал уже окоченевшего?
Быть может, тот с ножом и не был человеком — а зверем.
Перед зверями с ножами всегда идут звери в лимузинах.
Целая армия прошла мимо этого замёрзшего тела — и мимо 250 000 других убитых и умерших. Живые шли рядом с мёртвыми, мёртвые — рядом с живыми.
Министр в тогдашнем правительстве, генерал Божидар Терзич, писал председателю правительства Николе Пашичу[5], тому кровопийце из привилегированных лимузин, что в албанской трагедии погибло, умерло или пропало без вести 243 877 человек. Рада Пашич, гордость своего доблестного отца Николы, в перерыве между двумя одурманиваниями в Париже объяснил это лаконично: «Царства строятся камень к камню, кирпич к кирпичу, труп к трупу. Чем больше трупов — тем крепче царство…» Он любил это повторять…
А это, братья и сёстры мои, — от Печи до албанского побережья — по одной сербской голове на каждый метр пути. Так посеяли тогдашние политики — а вы, братья и сёстры мои, подумайте… Что засеют нынешние? Сколько голов нужно зарыть, чтобы им хватило на пару новых лимузинов или пару минут нашего времени на национальных частотах?
Вот почему Петар, кавалерийский капитан, и адъютант целый день чинили лимузины: чтобы политики могли сбежать. Кому нужна лимузина, если сказано «надобно перейти Албанию до того солёного моря»? Снова винтовка была общая — а предательская пуля прилетела из Белграда. Одна пуля — на целый народ.
Когда Петар — живой только душой — добрался до албанских берегов, он всё понял. Он смотрел на пустые берега, стремительно заполнявшиеся трупами, а обещанных кораблей не было.
Он понял…
Те из лимузин и не рассчитывали, что кто-то выживет. Поэтому за другой стороной ада не было ни госпиталей, ни еды, ни кораблей… По их плану никто не должен был выжить. Он — и все остальные выжившие трупы — должны были превратиться лишь в подсчитанных мертвецов, статистику для будущих международных «урегулирований» и генеральских отчётов.
Король и избранные сели в лимузины и поехали к Скопье, а потом дальше. А Отчизну отправили на смерть. Король и «элита» неожиданно снова встретились с народом уже по ту сторону ада. До печского «большого сервиса» лимузин для избранных добрый человек Петар верил и в Бога, и в короля, и в Отчизну, и в знамя… В конце остался только Бог. Король и его люди выбрали лимузины, а Отчизну загнали в неизречённое.
Сто лет спустя не изменилось ровным счётом ничего. Кроме лимузин. Случись армии снова реквизировать машины — не хватило бы парковок для всех белградских броневиков, джипов и лимузин. А из броневика, братья мои, в окоп не ходят. Окоп — всегда для крестьян, рабочих и «простого народа». Те в броневиках боятся и собственного народа, не то что вражеской пули — потому они и в броне.
Добрый человек Петар из Ябучья, Колубарский уезд, кавалерийский капитан сербской армии — понял.
А мы все — поняли?
Не верьте политикам!
[1]Ябучье(серб. Јабучје) — село в муниципалитете Валево городского округа Лайковац в округе Шумадия центральной Сербии.
[2]Печ(серб. Пећ) — город в Косове (фактически контролируется властями частично признанной Республики Косово) на северо-западе Метохии.
[3]«Бре»— разговорная частица, используемая в Сербии для усиления эмоций или привлечения внимания; тон варьируется от дружеского до резковатого.
[4]Прокле́тие— горный массив на Балканском полуострове, на границе Албании, Черногории и Сербии (Косово). Расположен в южной части Динарского нагорья, вытянут с запада на восток на 100 км.
[5]Никола Пашич— сербский и югославский политик и дипломат. За почти пять десятилетий карьеры пять раз занимал пост премьер-министра Сербии и трижды — премьер-министра Югославии, возглавив в общей сложности 22 правительства. (Источник: Википедия)